У нас в гостях политолог Висвалдис Розенвалдс.
В Латвии издали можно отличить, кто идет русский или латыш. Русский идет вальяжно, пальцы веером, так чтобы все видели. А на машине едет так, чтобы машину эту заметно было…Для русского это «наш» город, «наш» подъезд. А для латыша есть только «мое». И пошел, ты, вон со своей идеей о том, что здесь что-то «наше… Я вот боюсь, что латыш – это своеобразная форма мастурбации...
По моему мнению, главное, что сегодня тормозит латышей, так это – хуторской характер народа. «Но в то же самое время это ведь и стержень нации, поэтому для нас наш хуторской характер и не может быть очевидной проблемой. Латыши исторически не живут общинами, живут обособленно, хуторами в километрах друг от друга. И тип мышления у нас такой же: мой хутор – мое царство. Вот и выходит, что я не думаю большими масштабами. Хутор я люблю и обихаживаю, но как только я со своим хуторским мышлением прихожу в квартиру в современном доме, то там есть общий подъезд, но я не могу с этим ужиться. Вот есть моя квартира – как хутор – а все что за дверями меня не касается. Все остальное не мое, а ваше», отметил политолог.
Самое главное отличие латыша и русского не в языке, а в ментальности.
«Для русского это «наш» город, «наш» подъезд. А для латыша есть только «мое». И пошел, ты, вон со своей идеей о том, что здесь что-то «наше». Для среднего латыша жизнь на хуторе это то, что он полностью понимает. Мне не понятно, как этот русский сосед навязывает мне, как мы будем вместе косить общий газон вокруг дома. Пошел вон. Есть моя 12-ая квартира и все, и нет ничего общего, по определению. Это просто в голове не укладывается. А для газона есть домоуправ, милиционер… ну, в общем, кто-то другой, который должен за это отвечать. Главное это не я. Отстань и не приставай. У нас такой тип мышления».
Также, по его словам, в Латвии издали можно отличить, кто идет русский или латыш. Русский идет вальяжно, пальцы веером, так чтобы все видели. А на машине едет так, чтобы машину эту заметно было... и немножко громче слушает музыку.
«В Латвии, так уж сложилось, живут три противоречащих друг другу группы, – цитирует российское издание РИА «Новый Регион» эксперта. – Латвийцы на треть протестанты. Это особый тип мышления, что отражено в самом названии вероисповедания. Вторая треть – католики, в том числе и я сам. Самокритично могу признать, что нам присуще обычное лицемерие. Логика такова: да, мы должны любить евреев, черных, цыган и всех остальных… Но это только потому, что так принято, так правильно. Католический тип мышления – такой двуличный. Про себя католик думает: и негров не люблю, и геев, но вслух такого сказать нельзя. Третья группа – православные с присущим им византийским типом мышления, где более важно показаться для других, но не в глазах самого себя. И вот этот византийский тип очень-очень противоречит распространенному в Латвии типу «хуторского» мышления. И вот эти противоречащие друг другу ментальности должны в Латвии дружно сожительствовать. Проблема и состоит в том, как соединить эти типы, чтобы они дополняли друг друга. Нужно дать новую идеологическую базу, чтобы встать выше этих различий. Этим, как раз, никто в Латвии и не занимается».
Помимо этого я убеждён, что латыши закомплексованы: «Я бы сравнил нас с женщиной, которая трижды замужем побывала, и все ее бросили. На все вокруг она смотрит стервозным взглядом. Все у нее виноваты. Когда женщина в селе нагуляет ребенка – бывает такое – порыдает, а потом живет дальше. А у латышей, я ухожу на свой хутор, и на всю оставшуюся жизнь для меня все мужики сволочи. Вот поэтому мы так долго болеем мыслями, что в далеком 1940 году нам кто-то что-то сделал. Мы должны страдать всю жизнь, – вывод звучит как приговор истории».
«Вы знаете, у французов есть «французский поцелуй». Он вошел в азбуки плотской любви. У шведов есть их своеобразная модель семьи. Я вот боюсь, что латыш – это своеобразная форма мастурбации. Я специально таким образом заостряю мои мысли. То, что звучит на первый взгляд цинично, быстрее доходит, – Но только таким образом – через заострение проблемы – можно привлечь внимание», отметил Розенвалдс.
Добавлю: «Дело в том, что мы все знаем наши диагнозы. Но когда ты начинаешь называть эти диагнозы, как я делаю регулярно в своих статьях, ты становишься, чуть ли не врагом народа. Потому что люди не хотят это слышать. В стране нет пока той критической массы людей, которые это осознают. Проблему можно решать. Общественные болячки можно лечить. Разными способами. Можно операцию провести. То, что мы сейчас делаем, – это наркоз».