Две тысячи лет назад, когда в мир пришел новый человек и сказал, что было бы очень клево никого не убивать и на зло не отвечать злом, то он был немедленно уничтожен. Его распяли не потому, что он какой-то там особенно нехороший. Его погубили не за то, что он высказал нечто из ряда вон кощунственное. Он погиб с такой же закономерностью и обыденностью, как добрый любитель животных в жаркой саванне, проповедующий голодному льву питаться духом святым, был бы банально этим львом съеден и троекратно обглодан. И это не хорошо, и не плохо, а именно закономерно. И было бы странно ждать иного конца.

И если бы это был или Человек, или Бог, то проблемы бы не было, как иногда шутят, говоря, что если нет человека, то нет проблемы. Если нет Бога, то проблемы тоже нет. Но дело здесь совершенно не в Человеке и не в Боге, а в мыслях, которые были брошены на плодородную почву. Мысль неистребима. Идея неуничтожима. Даже в том случае, если погиб ее носитель. И если зерна новых знаний обронены в землю коллективного сознания, или коллективного бессознательного, то нет такой силы, которая смогла бы отменить это действие. Человек уничтожим, даже Бог уничтожим. Мысль бессмертна.

Посмотрите на мир и признайтесь в том, что все прогрессивное подвергается сомнению, а все революционно прогрессивное общество стремится уничтожить на корню. И если вы – или случайно, или путем долгого и кропотливого труда – откроете новый закон, согласно которому машины могут питаться не бензином, а обыкновенной водой, зачерпнутой из речки, то – сочувствую вам, – вас ждут не лавры гения, а лавры Герострата, который хочет сжечь храм ради собственной славы. Вас сотрут в порошок и выпустят его в стратосферу. И будут правы. Потому как стоит им с вами согласиться, мир рухнет в один момент по вполне понятным причинам. Славу вы пожмете позже, много позже: о вас напишут книги и поставят вам памятники. Позже. Много позже. Но не сейчас.

Две тысячи лет назад в мир пришла мысль, что общество готово для того, чтобы отменить основные законы природы: стремление к выживанию и борьба за существование. Если вы подставляете вторую щеку, то вы явно и не стремитесь, и не боретесь. Даже сейчас эта идея кажется слишком абстрактной: не особенно чего-то люди подставляют друг другу щеки, а все больше склонны хлестнуть из автомата. Но присмотритесь к этому чуть внимательнее. Человек полностью избавился от всех врагов. В природе нет ничего такого, что может поставить под угрозу его существование. Существование отдельных индивидов – да, но человека как популяции на планете – уже нет. Единственный враг человека – сам человек. У человека больше не осталось никаких врагов, кроме него самого. И на протяжении этих двух тысяч лет после пришествия новой Идеи человек продолжает вести яростную, кровопролитную войну с самим собой. Он с удовольствием вел бы ее с кем-нибудь другим, но никакого равного противника просто не осталось. Здорово, если бы были инопланетяне. Можно было бы воевать с ними. Но их нет.

Иисус, который отправился в пустыню на сорок дней, вряд ли встретил там дьявола, который шлялся по пустыне в поисках кого-нибудь как следует искусить. Он уже пошел туда вместе с дьяволом. Дьяволом, который внутри нас, дьяволом, который всегда вместе с нами. И пока у нас есть кого бояться, пока мы отчаянно боремся с окружающим миром за свое место под солнцем, дьявол – это благо. Дьявол – это законы природы, которые помогают нам выживать и бороться за существование. Но вот все враги побеждены, и дьявол становится чудовищем. Популяция остается жизнеспособной за счет все более возрастающего уничтожения себе подобных. Змея, пожирающая собственный хвост.

Не Бог, а дьявол является первоосновой всего, началом всех начал. Бог – это более высшая ступень развития, как многоклеточный организм гораздо совершеннее одноклеточного. И если Бог отрицает дьявола, если он делает его своей антитезой, то он роет могилу самому себе. В дьяволе – Бог. И это не те притчи, где дьявол есть воплощение зла, а Бог, напротив, сосредоточие всего добра. Бог является или добром, или злом в зависимости от того, как он определяет дьявола. Если дьявол – это зло, то это значит, что Бог является еще более изощренным проявлением зла. Если дьявол – это добро, то Бог будет его более совершенным преемником.

Сейчас я попробую дать вам определение Бога и дьявола. Дьявол – это телесная борьба за существование, биологическая борьба за выживание. Если Иисус о чем-то говорил, то он говорил о том, что еще две тысячи лет назад эта борьба перестала быть совершенной для человека. Природа не предусмотрела, что человек обретет ум и речь, и начнет более не изменяться, но изменять окружающую действительность так, как он этого хочет. Бог, таким образом, – это война не рук и зубов, не острых когтей и прочных шкур, но умов. Война, слышите?! Не усики-пусики, и не мир во всем мире! Это совершенно иная война, где, действительно, нет смысла и нет места «око за око», где противоестественно нести в себе гнев и ненависть: они лишь дают пищу дьяволу, корм для одноклеточного нашего биологического прошлого.

Бог – это новый дьявол выживания, который стремится выжить еще более эффективно. Само течение жизни поворачивается вспять. Необратимая смерть становится обратимой, спасение человека в состоянии клинической смерти – рядовое дело даже для сельской больницы. «Девица не умерла, но спит», – помните? А ведь: «И смеялись над ним», – и совершенно напрасно смеялись. Слепые прозревают, глухие обретают слух. Вода превращается в доброе вино, а ведь не столь давно, много и много позже Евангелия, прогноз все еще был пессимистический, и Мальтус, размышляя о народонаселении, с грустью констатировал, что народонаселение увеличивается быстрее, чем извлекаются необходимые природные ресурсы, способные обеспечить этот народ и прокормить его. Но сегодня, если человечеству и грозит что-либо, то, скорее, умереть от обжорства, чем от голода. И это еще при всем том, что идет война против генетически модифицированных продуктов и растений (вода превращается в вино, ну не казуистика ли, а?). Ну и апофеоз, воскрешение Лазаря: не те ли это скандальные эксперименты с замораживанием и опыты с клонированием? Кто знает, куда приведет нас дьявол выживания через 20 лет? Через 30 лет? Через 100 лет?

Бог – это новая, более совершенная форма выживания. Она стремится обеспечить жизнь как можно большему числу особей в популяции. Бог противится абортам и отменяет право лишать человека жизни, какое бы самое кровавое преступление он не совершил. Бог переносит войну в новые, непостижимые для всего живого мира, полигоны, где эта война будет безопасна. Война, которая не ставит под угрозу выживание в его биологической форме. Информационные войны, холодные войны, психологические войны. Борьба умов, а не зубов и мускулов. Выживает не сильнейший, выживает умнейший. Все действия против телесной сущности человека – вне закона. Ударить, травмировать, ранить, убить – социальное табу. Стычки и перепалки приобретают словесный характер, «модальность мата», помните? Но даже это приобретает негативную презумпцию, осуждается. Модель идеального общества – гуманное общество, толерантное к многообразию его проявлений и форм, иногда самых диких и невежественных.

Бог – это дьявол выживания, продолжение дьявола, порождение дьявола. Иисус в пустыне встречался с самим собой, – и он превзошел самого себя! Сорок дней, последний срок, после которого душа смертного уходит навечно: то ли в рай, то ли в ад, то ли в небытие. Но Бог слеп, так как он отрицает самого себя! И пока он беспомощно тычет пальцами в стороны, отыскивая в воздухе воображаемого дьявола, война между злом и добром будет продолжаться. Продолжаться до бесконечности. Пока Бог не прозреет и не поймет, что он и есть – дьявол. А вернее – его более совершенная форма. Такая, которая позволяет бороться за выживание не уничтожением себе подобных, а, напротив, позволяя выжить и развиваться как можно большему количеству Людей, Человеков.

«И, коснувшись уха его, исцелил его». Агрессия бессмысленна, ведь зубы со временем не станут крепче, ногти только будут слоиться и зрение – притупляться. Телесная природа выживания, чудовище, змея, кусающая свой собственный хвост, сожрав всех своих врагов, истребив все возможные опасности, начинает пожирать сама себя. Характер этого явления, даже если он приобретает инструментальные свойства, ничего не меняет: пока мы мечем бомбы, минируем автобусы и устраиваем Хиросиму, – мы далеки от Бога, мы рядом во власти телесного дьявола выживания. Но и Бог далек от нас, так как он отрицает, что является более совершенным порождением нашего дьявола. Он говорит: вы – это не я, я нечто иное. И тогда он лжет. Или лгут те, кто вкладывает слова в его уста. Он и есть мы. Просто он взрослее нас на несколько тысяч лет. Или больше. Или меньше. Настолько, насколько нам этого захочется. Потому как Бог скажет только те слова, которые скажем мы.

Разве вам непонятно после этого, что у Бога есть чувство юмора? Да еще какое чувство юмора! И, возможно, если бы вы постигли природу этого юмора, вы бы месяц хохотали без перерыва! Ведь самая лучшая война – такая, которая ровным счетом ничем не угрожает человеку. Самая лучшая борьба – борьба за фикции, за псевдоидеи, за догмы и умозрительные теории. Даешь битву за урожай! Догоним и перегоним! Свободу Кевину Митнику! Свободу морковкам и репчатому луку! И в этом – весь Бог.

Вит Ценёв,